Бизнес на рассоле

Предприятие, непрерывно работающее почти тысячу лет, пытается противостоять мировому кризису и отечественному демпингу.

Дрогобычская солеварня (сейчас — акционерное общество «Галка-Дрогобыч») работает еще со времен Галицко-Волынского княжества. В паспорте предприятия датой его создания значится 1250 год. Солеварение было основой благосостояния Дрогобыча, а изображение девяти бочек, похожее на цеховую эмблему, и сегодня украшает городской герб. Жители Дрогобыча едва ли не последние специалисты в своей редкой профессии на Галичине.

Город «белой жизни»

Последние дрогобычские солевары. Слева — Николай ЮрчикСоляные промыслы отразились и в топонимике Дрогобыча: улицы здесь носят названия Соленый Пруд, Зварицкая, Жупная (жупа — старое название солеварни). На их перекрестке и расположено старейшее украинское промышленное предприятие. Найти его нетрудно: над выпаривальным цехом поднимается столб пара, который видно из любой точки старого города.

— История нашего завода еще древнее, чем признано официально, — говорит инженер солеварни Николай Юрчик. — Еще в Киево-Печерском патерике упоминается о том, что «не бисть солі по руській землі» после того, как в 1097 году ее перестали подвозить с Галичины.

Николай — уникальный человек и незаменимый специалист на предприятии. Кроме своей основной специальности он имеет выданный городским обществом охраны памятников диплом экскурсовода узкого профиля — гида по солеварному заводу. Хлопот  от этого немного, хотя сказать, что солеварня не привлекает ценителей технического «индастриала», тоже нельзя. Не так давно  предприятие посещала делегация американского технического музея, еще раньше — телевизионщики из Италии.

Мы с Николаем беседуем в его рабочем кабинете, заставленном огромным количеством разно­образных колб, аптекарских весов и другого оборудования.

— Когда-то, — начинает издалека пан Юрчик, — на месте этого офиса был океан. Потом поднялись Карпаты, а океан превратился в большую лужу, которая пересыхала, формируя заодно нынешние подземные соленосные породы. Те растворялись пресными водами, просачивавшимися с поверхности. А сейчас этот рассол выкачивают.

Каждый исторический период оставил свой след в солеварении. В 1339 году Дрогобыч был захвачен польскими феодалами, и здешние месторождения стали королевской собственностью. Короли сдавали жупу в аренду богатым итальянским купцам, возившим соль в Европу. В 1491 году здесь брали рассол из двух колодцев: один принадлежал королю, второй — барону Гартенбергу. Первый колодец с польским названием szub Krolewski, а сейчас просто «шурф номер один», уже более пятисот лет питает солеварню подземными рассолами. Именно над этой исторической дырой глубиной сорок метров мы стоим с  гидом. Концентрированный соляной рассол поднимает на поверхность качалка, приблизительно такая же, как на нефтяных промыслах. Она медленно двигается вверх и вниз, и маленькие фонтанчики рассола с каждым таким движением выплескиваются из труб. Я пробую сделать глоток. Кажется, соли здесь больше, чем воды.

Соль есть, денег нет

— Минерализация очень высокая — 290 граммов соли на литр, — уточняет Николай. — Геологи бурили рядом другие скважины, но таких рассолов не нашли. Открыли, правда, месторождение объемом 25 миллионов тонн, которое могло бы эксплуатироваться пятьдесят лет, но сейчас на его освоение нет средств.

Отсутствие средств – самая большая проблема предприятия. Даже визуально видно, что солеварное производство в Дрогобыче переживает не лучшие времена. Из пяти агрегатов для выпаривания осталось только два, пустует и понемногу разрушается дом бывшей, еще австрийской, соляной конторы — маленький архитектурный шедевр позапрошлого века. Новый корпус, построенный для освоения Губицкого месторождения методом выщелачивания (по оценкам специалистов, это могло бы увеличить объемы добычи минерала до тридцати тысяч тонн в год), сейчас используется как калильня и пункт приема лома. В упаковочном цехе работницы объясняют нам причины такого упадка.

— Как увидите в Киеве Азарова, — почему-то очень многие галичане начинают разговор со столичным журналистом именно с этой фразы, — скажите ему, чтобы запретил завозить во Львовскую область донецкую каменную соль. Артемовцы просто задавливают нас более низкой ценой, ведь там себестоимость добычи очень низкая, они рубят соль в шахтах как уголь. А у нас технология сложнее, плюс постоянный рост расходов на газ, на котором выпаривается рассол. Хоть начинай, как в старину, жечь дрова. Мы вынуждены были поднять отпускную цену на 750-граммовый пакет с 1,50 до 1,92 гривни. Это значительно дороже донецкой соли. В советские времена административно запрещали ввозить на Львовщину более дешевый артемовский продукт, чтобы сохранить местные промыслы. Сейчас соль, вероятно, не вываривают уже нигде кроме Дрогобыча. А у нас она экологически чище, имеет меньше примесей.

Я, конечно, обещаю выполнить эту просьбу, хотя понятно, что вряд ли какими-то административными методами можно помочь солеварам. К сожалению (или к счастью), мы живем в глобализированном мире, где невозможно поставить преграду перемещаемым товарам или деньгам. Это понимают и на «Галке-Дрогобыч» и активно ищут новые пути сохранения солеварни.

Соляная «металлургия»

Соль на потокеИз шахты соленая вода поступает сначала в рассоло­сборник, потом — на поды, большие металлические емкости, заполненные рассолом, подогреваемые снизу мощными газовыми печами. Здесь все в пару и в соли, выпадающей белыми кристаллами. Со ступенек свисают настоящие сталактиты. Заметно, что железо в выпаривальном цехе повсюду покрылось коррозией: что поделаешь, агрессивная среда — металл не выдерживает. Не то что солевары, которые выглядят прекрасно. Правда, сейчас их называют буднично — «мастер-выпаривальщик», но все равно на представителей такой редкой специальности смотришь с любопытством. Кстати, солевары-выпаривальщики чем-то похожи на металлургов: на них грубые спецовки, в руках — длинные металлические пробои, а в цехе — раскаленный воздух. Только перед ними не металл плавится, а кипят большие емкости с рассолом. Да и сами мастера бегают буквально по огню, ведь под их ногами пылают газовые топки, температура в которых достигает тысячи градусов. Кипящий же рассол имеет температуру 108—110°С. Это вам не чайник вскипятить, хотя принцип работы солеварни, можно сказать, тот же. Настолько похожий, что регулярно приходится останавливать производство, чтобы ломами и отбойными молотками сбивать соляную накипь. Она также идет в дело: из нее готовят камни-«лизунцы» для животных.

Старший мастер-выпари­валь­­­щик Василий Стефанишин, молодой мужчина с очаровательной улыбкой и молодецкими усами, объясняет метод работы всего агрегата:

— По мере выпаривания воды происходит перенасыщение рассола и выделение кристаллической соли, оседающей на дне подов, откуда ее выгребает скребковый механизм и выбрасывает на ленту транспортера. Это еще влажная соль, поэтому она будет шуговаться в центрифуге, где обезвоживается и йодируется.

Работа солевара тяжелая, зарплата небольшая, но люди держатся за свое предприятие. Когда-то здесь были даже трудовые династии. Есть люди, отдавшие солеварению почти всю жизнь. Понятно, что все обеспокоены судьбой своего предприятия. Производство сокращается, уменьшается штат солеваров. Сейчас здесь работают пятьдесят человек. Для Дрогобыча, страдающего от массовой безработицы, это немало.

И завод, и музей

— До 2003 года мы были стратегическим предприятием и в таком статусе даже не подлежали приватизации, — говорит Николай Юрчик. — А как же! Предположим, произойдет какая-нибудь катастрофа или стихийное бедствие: заводы не будут работать, промышленность остановится, а соль людям все равно понадобится. Ни одна война этого производства не смогла остановить.

Корпуса Дрогобычской солеварни преимущественно деревянные, старинные, расположенные к тому же в живописном месте, где  история — вот она, рядом. Недалеко находятся церкви Святого Юра XVII века и Честного Креста — на сто лет старше, а на территории соседней пожарной части — средневековая башня. Поэтому неудивительно, что в свое время возникла (и время от времени оживает) идея объявить завод памятником истории и вместе с шедеврами народной деревянной архитектуры объединить в единый музейный комплекс.

— Музей должен быть, но только при условии, что предприятие будет работать и что не прервутся вековые традиции дрогобычских солеваров, — справедливо замечает мой гид.

Дрогобыч, бывший областной центр, по возрасту старше Львова, выпадает из экскурсионных маршрутов. Почему? Ведь у города огромный туристический потенциал. Но понимает ли это местная власть, давшая разрешение на реконструкцию старой городской площади в стиле модерн? А может, дело в том, что украинцам более известен соседний с Дрогобычем курорт Трускавец. Многим даже в голову не приходит, что рядом, в десяти минутах езды, есть город-музей под открытым небом. «Создается впечатление, что посмотреть на места, связанные с жизнью Бруно Шульца, из Израиля в Дрогобыч приезжает больше людей, чем со всей Украины — посетить родные места Ивана Франко», — пожаловались мне в городском музее.

Альтернатива преобразованию в туристический объект — развитие добычи каменной соли, но для этого нужны инвестиции. В то же время на предприятии опасаются, что если газ подорожает, придется продавать не соль, а рассол. Для технических нужд пищевой промышленности, в частности хлебопекарен, он вполне пригоден. А вот предприятию продавать сырье, а не готовую продукцию, невыгодно.

В прошлом году солеварня дала около трех тысяч тонн соли — в десять раз меньше, чем в восьмидесятых годах. Зато соль — фирменный дрогобычский сувенир, ее пакеты украшены уникальной печатью «традиции с ХІІІ века» — где такое еще увидишь? Хотя, конечно, одни сувениры предприятие спасти не смогут…

Вам может также понравиться...