С чего начинался саркофаг

Приднепровский химический завод в числе первых отправил своих людей и технику на ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

Вопросы защиты населения и окружающей природной среды от смертельного влияния радиации поднимались на разных уровнях власти еще до той печальной первомайской демонстрации 1986 года. Хотя многие тогда понятия не имели ни о радиации, ни о том, что же в действительности произошло ночью 26 апреля на одной из атомных электростанций.

Среди «особо посвященных», которым об аварии сообщили на второй-третий день, кроме партийных руководителей оказались директора предприятий Министерства среднего машиностроения СССР. В их числе был и директор днепродзержинского ПО «ПХЗ» Юрий Федорович Коровин (руководил предприятием в 1975 — 1999 годах).

В тот день он с несколькими сотрудниками находился за городом. Было тепло, накрапывал дождик. О случившемся узнали из сообщения по радио. Конечно, сразу поняли, какими последствиями может обернуться авария на атомной станции. Ведь они сами работали не на каком-нибудь, а на урановом заводе, где проблемы  радиоактивной безопасности стояли очень остро. Но поскольку подробности оставались еще неизвестными, оценить истинный масштаб трагедии никто не мог.

— 27 апреля мне позвонил секретарь Днепропетровского обкома КПУ Виктор Григорьевич Бойко и попросил приехать, рассказать, какие могут быть последствия после пожара на станции, — вспоминает Юрий Федорович. – Опираясь на собственные знания и производственный опыт, я постарался доходчиво объяснить, какую угрозу таит в себе радиация. Когда зашел разговор о том, чем можно помочь при ликвидации последствий аварии, предложил использовать фосфогипс (отходы производства на нашем предприятии) в качестве материала, способного замедлить проникновение радиации в почву и растения. В составе фосфогипса находятся редкоземельные элементы, поглощающие излучение, плюс большое количество кальция, который мог изоморфно замещать стронций – один из основных изотопов, образующихся в результате таких аварий и оказывающих наряду с цезием и йодом-131 негативное воздействие на человека…

Бойко тут же отдал распоряжение через два дня доставить в аэропорт Днепропетровска 600 тонн фосфогипса. Чтобы уложиться в столь короткий срок, пришлось максимально задействовать возможности транспортного цеха, который насчитывал 650 единиц различной техники, в том числе 150 «КРАЗов». Через два дня весь фосфогипс уже лежал в днепропетровском аэропорту. Затем его погрузили на военно-транспортные самолеты, прилетевшие из Овруча, и отправили в Чернобыль. По мнению Юрия Федоровича, не стоит отказываться от фосфогипса и сегодня, по прошествии 25 лет после аварии. Им можно обрабатывать почву в 30-километровой зоне вокруг ЧАЭС, чтобы удерживать стронций и не давать ему проникать в растения.

На ПХЗ после аварии в Чернобыле тоже стали внимательнее наблюдать за состоянием почвы и воды. На третий день, 29 апреля, радиологическая служба завода провела замеры в сточных водах, сбрасываемых в протекающую рядом реку Коноплянку, и приборы зафиксировали уровень излучения 400 микрорентген в час, что было гораздо выше нормативных показателей. То есть радиоактивный дождь достал и до Днепродзержинска. Но на этой проблеме не стали за­острять внимание, потому что главным уже был Чернобыль.

Министр среднего машиностроения СССР Ефим Павлович Славский, трижды Герой Социалистического Труда, один из руководителей проекта создания советского ядерного оружия, позднее — руководитель советской атомной промышленности, отдал распоряжение прибыть в Чернобыль представителям всех подконтрольных ему предприятий. Минсредмаш тогда располагал значительными научными, трудовыми и техническими ресурсами, вел на всей территории Союза строительство новых объектов – от предприятий и жилых домов до атомных станций. В его системе насчитывалось 200 тысяч военных строителей.

Юрий Коровин и многие его коллеги убеждены, что если бы эксплуатацией ЧАЭС занималось их министерство, то никакой аварии не про­изошло бы. Но почти все советские АЭС были переданы в ведение Министерства энергетики, где царили совсем другие правила игры, нежели в чуть ли не в полувоенном Минсредмаше. Возможно, именно это непродуманное решение, инициатор которого остается неизвестным до сих пор, сыграло роковую роль в череде последующих печальных событий. Очевидцы говорят, что Е.П.Славский на одной из оперативок в Чернобыле тоже сожалел о произошедших переменах и называл аварию на АЭС вопиющим безобразием.

В мае 1986 года ЦК КПСС поручил Минсредмашу заниматься самым грязным объектом – разрушенным 4-м блоком АЭС. У заместителя директора ПХЗ по кадрам Анатолия Ивановича Бережного, который по приказу Славского прибыл в Чернобыль 17 мая и принимал непосредственное участие в решении многих важнейших оргвопросов, сохранился интересный официальный документ. Это план проведения оперативных мероприятий с перечнем заданий и схемами различных объектов Чернобыльской станции. Он был разработан совместными усилиями нескольких ведущих в Союзе научно-исследовательских институтов, проектных организаций и назывался «Основные принципиальные решения по захоронению 4-го блока ЧАЭС-2». В нем, в частности, указывалось: «… пре­­­­­ду­­смат­­ривается захоронение 4-го энергоблока Чернобыльской АЭС с обеспечением:

— защиты от проникающего радиоактивного излучения;

— продувки воздухом объема над шахтой реактора для удаления остаточных тепловыделений и образующегося водорода;

— контроля наличия водорода, температурного состояния и спада активности над завалом в шахте реактора;

— отделения 4-го блока от остальных блоков станции.

Захоронение 4-го блока решается за счет создания:

— защитно-разделительной стены между 3-м и 4-м блоками;

— создания защитно-изо­лирующих ограждающих стен по периметру блока;

— создания защитно-изо­ли­рующих конструкций над разрушенными участками реакторной части и машинного зала».

В описании ситуации, сложившейся на 4-м блоке, было указано следующее: «30% радиоактивных нуклидов, накопившихся в реакторе, рассеяно на территории промплощадки и за ее пределами, остальное – в разрушенной части реакторного отделения блока №4».

Следуя этому плану, дезактивацию строений надо было проводить с помощью обычной воды, подаваемой через пожарные и специальные гидранты, закрепляемые на крыше здания или подъемных кранах. Помимо смыва водой предусматривалось использовать также специальные пылесосы, а для очистки особо грязных в плане радиации участков – полимерные пасты различных составов, которые прозвали «липучками» из-за их способности притягивать радиоактивные элементы.

В строительстве защитных сооружений предполагалось применять металлические, бетонные и смешанные конструкции. Принципы решения ограждающих конструкций были показаны на прилагавшихся чертежах.

Чтобы справиться с намеченными объемами как можно быстрее, нужно было привезти на объект десятки тысяч людей – как гражданских, так и военных. Все солдаты, кстати, направляемые в Чернобыль, оформлялись как военнослужащие строительной части, приписанной к ПХЗ.

Анатолий Иванович Бережной вместе с заместителем начальника отдела рабочего снабжения ПО «ПХЗ» Иваном Прокофьевичем Сатырём и главным инженером заводского управления строительства Анатолием Федоровичем Залеффским прежде всего занялись поиском подходящих мест для поселения командированных из Москвы, руководства новоиспеченного управления строительства №605 во главе с генералом Рыгаловым (он прибыл со своей свитой из Красноярска на пару дней позже днепродзержинцев), а также рабочих отрядов. Наиболее подходящим для размещения руководителей оказался пионерский лагерь недалеко от города Иванково, за пределами 30-километровой зоны. Основную массу работников, командированных в Чернобыль с предприятий Минсредмаша (из Красноярска, Уч-Кудука, Ташкента и многих других городов), размещали на постой в Тетереве, что в 80 км от Чернобыля.

В 20-х числах из Москвы в аэропорт Жуляны прилетел министр Славский и тут же скомандовал ехать на место аварии. Сначала объ­ехали вокруг городок Припять. Улицы утопали в цветах, а вокруг – ни души, от чего становилось жутко. Затем министр со своим заместителем по капстроительству Александром Николаевичем Усановым пересели на бронетранспортер и отправились в сторону четвертого блока АЭС. Сопровождавший его А.И.Бережной и другие остались в автобусе, они были рады, что министр не потащил их за собой.

— Нам поручили решить вопросы обмундирования, питания, ночлега, — рассказывает Анатолий Иванович. – Рабочим и руководителям подразделений выдавали обычные заводские спецовки, солдаты работали в своей форме. Кстати, солдат к нам направляли гораздо меньше, чем гражданских лиц. А в целом трудовые резервы привлекались колоссальные – вначале десятки тысяч, а потом уже сотни тысяч людей!

С Приднепровского химического завода в Чернобыль отправились не только строители и солдаты, но и десятки единиц техники – автобусы, грузовики, подъемные краны, экскаваторы. Все потом осталось в 30-километровой зоне, потому что из-за высокого уровня «впитавшейся» радиации не было смысла возвращать технику на предприятие.

Министр Славский прилетал из Москвы регулярно, гораздо чаще других высокопоставленных руководителей. Он проводил оперативки по понедельникам, сам наблюдал за ходом строительства, добивался решения многих сложнейших вопросов. В кратчайший срок – за 10 дней — на расстоянии 5—10 км от развороченного взрывом 4-го реактора было построено 4 бетонных завода, растворные узлы.

Все работали и старались выполнить все как можно быстрее. Бережной неоднократно наблюдал, как посылали рабочих и солдат на территорию четвертого блока, на крышу уцелевшего машинного зала. Офицер стоял с секундомером за свинцовой плитой и по его команде люди по одному бежали в радиоактивную зону, хватали там какие-нибудь куски арматуры, обшивки и тащили их к самосвалу. Потому что надо было максимально убрать этот мусор перед возведением саркофага. Понимали ли они тогда, какую смертельную работу их заставили выполнять в силу обстоятельств?

В реактор с вертолетов сбрасывали свинцовые чушки, чтобы уменьшить уровень радиации – свинец поглощал излучение. Потом начали возводить опорные и разделительные стены. И тут перед строителями возникла проблема: как поднять раствор на высоту 20—30 метров? У них не было в распоряжении ни мощного насос­ного оборудования, ни специальных бетонопроводов. Руководство срочно занялось поисками подходящего оборудования, и вскоре его купили в Германии. Быстро доставили в Чернобыль, но приступить к работе смогли лишь через несколько дней, поскольку потребовалось переводить всю техническую документацию и инструкции с немецкого на русский. Для этого наняли переводчиков из какого-то киевского института.

Работа шла круглосуточно, в отдельные дни, точнее сутки, укладывали до 10 тысяч кубометров бетона. Щебень добывали в близлежащих карьерах, доставляли по Днепру и Припяти баржами. Саркофаг начали делать в июне и сдали в эксплуатацию 30 ноября.

Параллельно было построено еще несколько защитных сооружений. 16 декабря 1986 года вышел приказ №577 «О завершении важного этапа работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС».

Кстати

Пока одни строили защитные сооружения на территории Чернобыльской АЭС, коллектив Приднепровского химического завода в Днепродзержинске продолжал работать над созданием углеродных сорбентов. Это был лекарственный препарат нового поколения, способный выводить из организма человека не только токсины, но и радионуклиды. Медики эффективно лечили методом гемосорбции и энтеросорбции людей, получивших большие дозы радиации, и не могли дождаться, когда сорбенты начнут поступать в стационарные отделения в нужных количествах.

Первыми методику апробировали доктор медицинских наук В.Г.Николаев в Киеве и директор Института биофизики Л.А.Ильин в Москве.

За разработку гемо- и энтеросорбентов типа «СКН» (в названии «зашифрованы» фамилии авторов – Стрелко, Коровина и Николаева) министр здравоохранения СССР наградил директора ПО «ПХЗ» Ю.Ф.Коровина знаком «Отличник здравоохранения СССР». Коллектив специалистов – участников разработки был удостоен Государственных  премий СССР и УССР.

В конце 80-х на опытном оборудовании в Днепро­дзержинске производили несколько тонн сорбентов. Согласно правительственному решению на ПО «ПХЗ» начали строить целый завод производительностью 100 тонн сорбентов в год, медицинская доводка которого предполагалась на другом предприятии, построенном в левобережной части города. Однако после развала Союза спасительный проект до конца так и не довели.

Сегодня тема промышленного производства уникальных сорбентов в Украине, где десятки тысяч людей крайне нуждаются в очистке крови, похоже, никого не волнует, кроме авторов разработки…