Закономерные случайности
Имя Александра Флеминга неразрывно ассоциируется с первым антибиотиком пенициллином и первым антибактериальным ферментом лизоцимом. Столь же прочно укоренилась в научно-популярной литературе тема случайности этих поистине знаковых открытий и, соответственно, якобы незаслуженности славы Флеминга как ученого.
История открытия пенициллина действительно очень быстро обросла легендами. Их виновник, называющий нездоровый ажиотаж «мифом Флеминга», был склонен скорее недооценивать, чем переоценивать свой вклад. 6 августа исполнилось 130 лет со дня рождения выдающегося английского бактериолога.
В обоих открытиях Флеминга присутствовал элемент случайности — с этим сложно поспорить. Лизоцим был обнаружен после того, как простуженный ученый нанес на культуру бактерий… слизь из собственного носа. Зачем он это сделал, Флеминг и сам толком не мог объяснить, — скорее всего, из праздного научного любопытства. С пенициллином и того курьезнее: плесень Penicillium notatum, оказавшуюся источником первого в мире антибиотика, Флеминг даже специально не сеял – она завелась на одной из культур сама по себе, когда ученый на время летнего отпуска сгрудил все чашки с «подопытными» стафило-кокками на лавку в углу лаборатории и, по-видимому, не все из них закрыл надлежащим образом. «Проснувшись на рассвете 28 сентября 1928 года, я, конечно, не планировал совершать революцию в медицине открытием первого в мире антибиотика, — шутил он потом, — но именно это я и сделал». Похоже, к тому времени научный стиль Флеминга уже стал предметом подшучиваний: когда ученый поведал о плесени на забытых культурах одному из коллег, тот засмеялся: «Вот так же вы открыли лизоцим!»
Интересно, что случайно Флеминг не только совершил революцию в медицине, но и попал в нее. Отец — простой шотландский фермер — лез из кожи вон, чтобы дать четырем детям образование. Когда Алексу было семь лет, отца не стало. Доучившись в сельской школе, мальчик в четырнадцатилетнем возрасте вступил во взрослую жизнь. Старший брат Томас, выучившийся на врача, тогда жил в Лондоне — туда-то он и перетащил Александра и помог ему устроиться на работу в курьерскую контору. К медицине будущего нобелевского лауреата приобщил не столько брат-офтальмолог, сколько малознакомые студенты из госпиталя Святой Марии, с которыми Александру довелось участвовать в матче по водному поло.
И даже уже попав в медицину, Флеминг во многом случайно стал бактериологом. Склонялся к хирургии, но тут в 1902 году в госпиталь приехал профессор Алмрот Райт, и Александр попал под его харизму. Райт уже снискал славу блестящего патолога (это он создал вакцину против брюшного тифа), но останавливаться на достигнутом не собирался. Напротив, он был одержим грандиозным прожектом — разработкой метода стимулирования выздоровления инфекционных больных путем введения им возбудителей инфекции. Он занялся поиском помощников из числа талантливых старшекурсников, и Александр не смог отказаться от предложения авторитетного ученого присоединиться к его группе.
Наверное, в рассказах о несобранном ученом, которому постоянно улыбалась фортуна, есть изрядная доля правды. Но правда и в том, что забавные своей «случайностью» открытия сделал микробиолог с мировым именем, заработавший свой научный авторитет десятилетиями скрупулезных исследований. Как ученый Флеминг состоялся у Райта – всю Первую мировую войну они в составе Королевской медицинской армии плечом к плечу проработали на западном фронте, во Франции. Здесь, в одном из казино Булони, оборудовали первую в истории военную медицинскую лабораторию. Основная работа была сосредоточена на борьбе с ра-невыми инфекциями. Военные хирурги не жалели карболки и йода, но многие глубокие раны продолжали гноиться. Из ставших классическими опытов с «искусственной раной» (конечно, работы Флеминга) выявилось, что антисептики не всесильны по двум причинам. Во-первых, они просто физически не достигают очагов костных инфекций, а во-вторых, теряют свое обеззараживающее действие, проходя через ткани, из-за того, что «по пути» губят вместе с болезнетворными бактериями собственные лимфоциты. Сообщение «Сравнение деятельности антисептиков на бактерии и лейкоциты», представленное в Королевском обществе в 1924 году, сделало Флеминга авторитетным микробиологом.
После войны он вернулся в госпиталь Святой Марии (где и проработал всю оставшуюся жизнь) и занялся поиском средства, которое было бы одновременно губительным для бактерий и безвредным для организма. В череде этих рабочих будней и родились открытия, которые многие считают случайностью. Пенициллин буквально поражал своим спектром действия: угнетал возбудителей скарлатины, пневмонии, менингита, дифтерии и многие другие бактерии. Бактерицидными свойствами обладал даже не очищенный препарат, а фильтрат питательной среды, на которой росла плесень. Двенадцать лет после открытия пенициллина ученый бережно выращивал плесень и искал эффективную методику выделения препарата, но особых успехов не добился. Только в 1940-м дело уже отчаявшегося первооткрывателя подхватили профессиональные фармакологи Эрнст Чейн и Говард Флори из Оксфорда. Спустя несколько лет промышленники получили технологию серийного выпуска, и в 1944 году американские фармпроизводители полностью покрыли потребность союзников в пенициллине. Возможно, именно это имел в виду журнал «Тайм», когда в 1999-м включил Александра Флеминга в сотню самых значимых личностей XX века — за «открытие, которое изменило ход истории». И, как признание вклада ученых в победу, Нобелевская премия 1945 года была вручена Флемингу, Чейну и Флори.
