Красный, желтый, зеленый

Красный пигмент крови, желтый — желчи, зеленый — листьев. Таковы «краски жизни» выдающегосея немецкого химика Ганса Фишера, расшифровавшего природу этих сложных органических соединений и осуществившего их синтез в лабораторных условиях. 27 июля исполнилось 130 лет со дня его рождения.

Гансу сложно было не стать химиком: его отец, Эйген Фишер — директор висбаденской Kalle&Co, в то время крупной фабрики по производству красителей, а еще для души ездил в Штутгарт, где по совместительству был приват-доцентом химии в Высшей технической школе. Впрочем, отец, поощряя интерес сына к химии, свой жизненный выбор ему не навязывал. Окончив гимназию, молодой человек не смог определиться, что же ему ближе — химия или медицина. В итоге пошел учиться сразу на две специальности, сначала в Лозанне, а потом в Марбурге. Диплом химика получил в 1904-м, а лицензию на врачебную практику — двумя годами позже. Правда, больше практического врачевания молодого человека привлекала наука, и еще два последующих года он провел в Мюнхене, работая над докторской диссертацией по медицине.

Свои медицинские инновации Ганс Фишер внедрял во Второй мюнхенской клинике. Но уже через год один из мэтров немецкой химии Эмиль Фишер переманил коллегу-однофамильца к себе, в Первый берлинский химический институт. Здесь Ганс, наконец, нашел то, что искал многие годы — тему на стыке химии и медицины. Его ранние работы тех лет посвящены химии белковых и углеводных комплексов. Фишер установил, что гемоглобин является сложным белком, содержащим помимо чисто белковой части — глобина небелковый компонент — гем, который, собственно, и ответственен за связывание и перенос кислорода. Эти исследования увенчались расшифровкой структуры гема и его синтезом, за что Ганс Фишер удостоен Нобелевской премии по химии 1930 года. Но это про­изошло позже.

А пока же, вернувшись в Мюнхен, молодой биохимик посвятил себя отцовской тематике — пигментам, только не текстильным, а биологическим. Первым объектом изучения стал билирубин желчи. Правда, в плане синтеза билирубин оказался неподатливым — Фишеру удалось получить его в последнюю очередь, в 1931 году. Двумя годами ранее ученому «покорился» гем, а в 1927-м — порфирин, исходное соединение, лежащее в основе многих пигментов. Причем, как оказалось, не только животных, но и растительных: в 1940 году Фишер установил строение двух ключевых участников процесса фотосинтеза — хлорофиллов a и b. «Исследования Фишера показали, что природа, несмотря на ее непомерное разнообразие, экономно использует стандартный строительный материал для производства таких, казалось бы, разных веществ, как хлорофилл и гем» — так охарактеризовал работу ученого представлявший его на церемонии вручения Нобелевской премии член Шведской королевской академии наук Седербаум.

Интерес Фишера к порфирину и его производным уходит корнями в студенческие годы: его руководителем в Марбурге был Теодор Цинке, чье имя сегодня носит не одна реакция, связанная с превращениями азотсодержащих гетероциклов. Кстати, недавно, в 2007-м, имя выдающегося органика снова попало в передовицы научной периодики: сразу две группы химиков, японских и американских, сообщили об открытии нового сложного гетероцикличе-ского соединения, однако, как выяснилось вскоре, не распознали в проведенном синтезе реакцию, открытую Цинке сто лет назад. Фишер же тогда обнаружил, что в основе необычайно сложных, высокомолекулярных биологических пигментов порфиринового ряда лежит один из его «старых знакомых» — простой пятичленный гетероцикл пиррол. Именно отыскание механизмов связывания пиррольных колец в «разноцветные» комплексы стало делом всей жизни ученого. Красноречивым признанием его авторитета в своей области является тот факт, что на запрос «химия пиррола» поисковые системы в числе первых выдают ссылку на одноименный фишеровский учебник… 1937 года — книга по сей день остается классикой, представляя в первую очередь не историческую, а практическую ценность.

Ганс Фишер преподавал в нескольких крупных европейских университетах: три года читал физиологию в Мюнхенском институте физиологии, но потом окончательно переключился на химию — с 1916 года преподавал медицинскую химию в Инсбруке, с 1918-го — органику в Вене, а в 1921-м снова вернулся в родной Мюнхен, в Высшую техническую школу, где проработал до конца жизни. Для многих знакомство с Гансом Фишером стало своего рода талисманом. Адольф Виндаус, пригласивший коллегу на свое место в Инсбруке, удостоен Нобелевской премии по химии 1928 года за открытие структуры стероидов и их связи с витаминами; годом раньше наивысшую научную награду за изучение химии желчных кислот и их производных получил Генрих Виланд — тот самый, которого Фишер в свое время сменил в Мюнхене… Наверное, никакой мистики тут нет — просто этот человек обладал удивительной исследовательской энергетикой: там, где он появлялся, формировались новые научные школы, совершались революционные открытия.

Он был настоящим служителем науки, не мыслящим своей жизни вне ее. В 1917-м, после осложнения туберкулеза, ученому удалили почку, и в течение года он не мог работать. Сильно тосковал, но нашел силы вернуться к нормальной жизни. 31 марта 1945 года Ганс Фишер покончил с собой — в последних ожесточенных боях Второй мировой войны советской авиацией был разрушен его мюнхенский институт… Память об этом светлом человеке на земле живет в благодарных потомках, а на небе — в именном лунном кратере.