«Расстрелянные» целики
За несколько минут без каких-либо предварительных признаков, обычно сопровождающих обвалы земли, площадь в 16 гектаров превратилась в сплошную воронку объемом в 7 млн кубов. Всего в движение пришло 40 млн кубометров горных пород. В истории Кривбасса еще не было подобных техногенных катастроф.
Очевидцев аварии, на чьих глазах ломались и проваливались под землю деревья, дороги, столбы электропередач, особенно поразило одно странное обстоятельство: выработанные пустоты шахты им. Орджоникидзе, входящей в состав Центрального горно-обогатительного комбината, рушились в ужасающе мертвой тишине. Хотя, как говорят специалисты, таким самообрушениям предшествует длительный, в несколько часов, достаточно громкий гул горного массива. Но утром 13 июня земля молчала, в мгновение покрывшись огромными трещинами и провалами глубиной от 10 до 100 м.
В зону обрушения, захватившую промышленную шахтную площадку, попали четыре автомобиля. В одном из них находился сотрудник Научно-исследовательского горнорудного института (НИГРИ, г. Кривой Рог), который проводил сейсмомониторинг территории и погиб на месте происшествия…
Повреждено 4 км автомобильных дорог, выведен из строя газопровод высокого давления, электроподстанция, линии электропередач. Вся инженерно-техническая инфраструктура уже практически восстановлена. Провал оцеплен и контролируется силами нарядов милиции. Трещины чуть ли не вплотную подошли к административному зданию шахты (где, кстати, проходят заседания специальной и научно-технической экспертной комиссий). По прогнозам НИГРИ, разрушение территории находится в динамическом состоянии и будет увеличиваться. С какой скоростью и в каком конкретно направлении — ученые не берутся точно сказать, однако уверяют, что расположенным вблизи жилым домам села Горького ничто не угрожает.
Впрочем, к прогнозам этого института теперь все относятся более чем скептически. Ведь его сотрудники не менее оптимистично уверяли, что провал здесь может произойти лишь лет через 12, а в ближайшие 4 года эта территория вообще не представляет никакой опасности — конструктивные элементы бывших выработок устойчивы, как и весь горный массив. Об этом за 10 дней до катастрофы институт дал очередное официальное заключение.
Поэтому шахта работала в обычном режиме. В то злосчастное утро там вели плановые взрывные работы, использовав под землей 65 тонн граммонита. По информации экспертов, мощность взрыва, после которого практически сразу последовал обвал, была не максимальной — в 200 тонн. Он лишь инициировал аварию и не мог стать ее причиной.
В любом случае, шахте со взрывом крупно повезло. На время его проведения добычу руды, как положено, приостановили, в выемки никого не пускали — никто и не пострадал.
Сейчас экспертная комиссия, в которую вошли специалисты ведущих отраслевых институтов страны, устанавливает истинные причины обрушения. Тем временем сотрудники НИГРИ (а именно этот институт давал рекомендации шахте по отработке рудных залежей, согласовывал проекты работ, на протяжении многих лет осуществлял авторский надзор за их соблюдением и не зафиксировал при этом никаких серьезных отклонений) пытаются представить ситуацию как некий природный катаклизм таинственного происхождения. «Наверное, что-то под землей было уже на грани, а взрывы только ускорили процесс», — заявил заведующий отделом подземных горных работ и геомеханики института доктор технических наук Владимир Цариковский.
Подобный мистицизм и полнейшее неведение странным образом охватывают ученых научно-исследовательских и проектных институтов всякий раз, когда гремит масштабная промышленная авария. Не менее подвержены ему в таких ситуациях и производственники, которые сразу начинают уверять себя, общественность и органы власти, что неукоснительно придерживались всех технологических норм и правил безопасности, а также данных им научных рекомендаций по ведению производственного процесса. Поэтому, мол, все вопросы — к науке.
У представителей специальной и экспертной комиссий по расследованию причин и обстоятельств аварии на шахте им. Орджоникидзе вопросов и к тем, и к другим накопилось достаточно. Прежде всего, по технологии ведения работ и их научному сопровождению. К примеру, почему после выхода из строя части наблюдательных скважин институт не внес предложений комбинату по бурению новых? Почему в отчетах научно-исследовательских работ никогда не рассматривался вариант выхода воронок на дневную поверхность, несмотря на фактические данные наблюдений о поднятии уровня свода обрушения пород?
А главное — кто предложил и кто дал согласие предприятию, в нарушение первоначальных проектных требований отработки месторождения по этажно-камерной схеме, оставить только один предохранительный целик вместо предусмотренных проектом трех? Ведь целики — нетронутые в процессе добычи достаточно внушительные массивы руды (магнетитовых кварцитов) — как раз и оставляли специально для того, чтобы предотвратить обрушение дневной поверхности шахтного поля, разделяя ими образованные при выемке подземные пустоты. Надо понимать, с ликвидацией целиков объемы добычи руды на шахте сразу увеличились без особых капитальных затрат. Но при этом соответственно увеличились и объемы подземных камер. А природа, как известно, пустоты не терпит…
Некогда «расстрелянные» (на сленге горняков — подорванные) с согласия НИГРИ целики не только развеивают туман мистицизма во всей этой истории. Ко всему они наверняка заставят руководителей горнодобывающих предприятий, а также ученых отраслевых НИИ и проектных институтов теперь очень уважительно относиться и к таким вот предохранительным целикам (исключительно за счет которых держится весь стоящий на пустотах Кривбасс), и к проектам добычи полезных ископаемых.
* * *
Прокуратура Терновского района Кривого Рога возбудила уголовное дело по факту аварии и гибели работника НИГРИ. Науке никто претензий пока не предъявил…
Комментируют специалисты
Виктор Деребас — исполняющий обязанности генерального директора ОАО «Центральный горно-обогатительный комбинат»: «Мы выполняли все работы согласно рекомендациям институтов».
— Я не перестаю задавать себе один и тот же вопрос: почему плановая работа привела к такому результату? Ответа пока нет ни у кого. Надеемся вскоре его услышать от экспертной группы, куда входят светила отраслевой науки, специалисты горного дела. Я вообще-то по специальности обогатитель.
— В любом случае вы, как руководитель предприятия, должны были сделать все возможное, чтобы не допустить масштабной аварии.
— Как руководитель предприятия, я должен был организовать и обеспечить производственный процесс согласно установленным правилам, нормам и рекомендациям отраслевых институтов, в первую очередь НИГРИ и «Кривбасспроекта». Что мы и делали. Это однозначно.
— Выходит, причина катастрофы — в этих рекомендациях?
— Не собираюсь сейчас делать какие-либо громкие заявления, клеймить и обвинять науку в том, что произошло. Но всем нам — производственникам (я говорю не об одном лишь ЦГОКе), ученым, представителям органов власти — необходимо объективно и тщательно разобраться с этим случаем. Во-первых, чтобы упредить подобное в дальнейшем. Во-вторых, чтобы понять, как нам теперь выстраивать отношения с отраслевыми институтами. Где гарантия, что их рекомендации опять не приведут к таким вот последствиям? После этой аварии такой гарантии нет. И это вырисовывается в серьезнейшую проблему Кривбасса. Повторяю: мы, производственники, руководствуемся разработками ученых, и наша задача — выполнять все действия и определять производственную стратегию согласно их рекомендациям.
— Думаю, теперь, Виктор Георгиевич, ваши коллеги — в первую очередь руководители горнодобывающих предприятий — действительно задумаются над тем, стоит ли привлекать ученых весомыми аргументами к научному обоснованию определенных производственных задач, сулящих сиюминутную выгоду, пусть даже ценой высокой вероятности возникновения аварии с человеческими жертвами и потерей основных фондов. Ведь кто-то же явно попросил сотрудников НИГРИ дать «добро» на «расстрел» охранных целиков, чтобы, не очень утруждаясь, увеличить объемы добычи.
— Если предположить, что такое вообще возможно, тогда ответственность ложится на того, кто делает такой заказ. Спрашивается: для чего руководителям предприятий создавать себе дополнительные сложности, заказывая заведомо отрицательный результат, который приведет к человеческим жертвам, недопроизводству, в конце концов, к потере имиджа предприятия? Ни один руководитель на это не пойдет. Это исключено. Это абсурд.
— Тем не менее мы вот буквально стоим на этом абсурде, в двух шагах от гигантской воронки, и никто со стопроцентной уверенностью не скажет, что сейчас под нашими ногами не начнет проваливаться земля.
— Как бы там ни было, я лично таких случаев «научных заказов» не знаю. К тому же давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны. Руководитель предприятия — менеджер, он, как правило, не узкопрофильный специалист. Для того и существуют ученые, которые занимают определенные должности, имеют звания, знания, опыт, весь необходимый инструментарий для того, чтобы давать или не давать производственникам те или иные заключения и разрешения.
Да, после этого случая у наших коллег, которые будут дальше работать в подземном Кривбассе, появится практический опыт, на основании которого они уже смогут по-иному, более критически, оценивать рекомендации ученых. Конечно, лучше бы этого опыта не было вообще. Лучше работать на предупреждение таких ситуаций.
— Что будет с шахтой и как отразилась авария на работе комбината?
— Нам важно, чтобы шахта осталась действующей. Но пока не будет гарантирована безопасность эксплуатации, мы ее не откроем. Сейчас собственными силами ведем ремонтно-восстановительные работы. Специальная группа, которая входит в состав управления комбината, обсчитывает нанесенный аварией ущерб.
ЦГОК работает стабильно, планы выполняются. Да, авария частично вывела из строя сырьевую базу. Но мы всегда руководствовались тем, что не должны зависеть от какого-то одного актива. Пока идут восстановительные работы на шахте, перебросили соответствующую нагрузку по добыче руды на наши карьеры. Рудой мы обеспечены.
Евгений Бабец — директор ГП «Научно-исследовательский горнорудный институт»: «Решительно отметаю все обвинения в продажности наших ученых».
— То, что случилось, было для нас шоком. Погиб наш сотрудник. Никто не ожидал такого. По прогнозам ученых нашего института, обрушение должно было произойти через 12—15 лет. При этом мы отводили на безопасную работу 4 года, а потом надо было очень серьезно и интенсивно исследовать и постоянно наблюдать за территорией, где неумолимо шел процесс сдвижения горной массы. Но заглянуть вовнутрь земли невозможно…
Конечно, сегодня по факту можно и нужно искать причины и виновных в аварии. Хотя найти и то, и другое очень сложно. Потому что здесь, на мой взгляд, виновных нет. Это несчастный случай, техногенная катастрофа, вызванная накопленными остаточными напряжениями в своде камеры. Надо учитывать все факторы. В этом году была снежная зима, на шахте добывали руду. Все это, возможно, и интенсифицировало процесс обрушения.
Сработал закон больших чисел. Обрушившаяся камера — уникальная и единственная в Европе, размеры которой, думаю, еще не полностью оценены. Ведь вынуто 8 миллионов кубов горной массы. Закон масштабирования не применим к таким огромным пустотам.
Впрочем, я говорю сейчас как обыватель. До решения экспертной комиссии как ученый не хочу высказывать свое мнение. Отмечу лишь, что отраслевая наука сегодня у нас в загоне. Тому много причин. Она катастрофически стареет. Средний возраст ученых в наших институтах — 65—75 лет. А при существующей системе финансирования у нас нет возможности ни взять, ни удержать молодых специалистов.
Еще одна острейшая проблема — налоги. До 2004 года были определенные льготы. Мы не знали, что такое НДС, налог на землю. Сегодня земельный налог, забирая треть средств, которые мы зарабатываем, нас просто удушит. Если с нас его не снимут, мы можем в течение полугода обанкротиться. К тому же мы платим научные пенсии, содержим социальную сферу. У нас великолепная библиотека, огромный фонд патентной библиотеки, на что тоже нужны немалые деньги.
Но самое, наверное, главное в этом перечне проблем то, что наукой сегодня руководят не технические специалисты, а экономисты, которые определяют целесообразность проведения конкретными учеными работы не по их квалификации, а по сумме денег, запрашиваемых у заказчика. Это мое мнение, и я его высказывал на всех уровнях. Хотя я сам экономист.
— Евгений Константинович, сам собой напрашивается вопрос: подобная практика «продажи» научных работ (судя хотя бы с ваших слов, довольно распространенная) в возглавляемом вами институте поощрялась?
— Нет. Решительно отметаю все подобные обвинения. При всех попытках решить вопросы неформальным путем, я абсолютно уверен, что наши ученые на такой шаг никогда не шли и не пойдут. Они скорее оставят конъюнктурную и заказную тему, но не возьмутся за нее. Хотя после случившегося мои сотрудники сказали, что теперь с большим предостережением будут относиться к подобным работам. Не потому что их боятся. Вот нам сейчас предложили определить по одному из комбинатов оптимальные параметры буровзрывных работ, и мне сказали, что за эту тему не будем браться, пусть сначала все успокоится с ЦГОКом. Деньги мизерные — ответственность колоссальная.
Из нашего объема тематики примерно 10—15% — госбюджет, а остальное — хоздоговоры.
— Руководство ЦГОКа, насколько мне известно, теперь подумывает о том, чтобы обратиться за научным сопровождением производственных и проектно-технических работ к зарубежным ученым. Вам опасаются верить.
— Зарубежные ученые шагу не ступят за те деньги, которые мы получаем. Работы обойдутся заказчику во много раз дороже. К тому же знаю одно: таких выдающихся ученых, таких специалистов горной отрасли по закладке, сдвижению горных пород, взрывному делу, как в нашем институте, больше нигде нет. Не спорю, наверняка можно найти ученых такого класса, но они вряд ли знают специфику наших руд. Наш институт — головной в горно-металлургической отрасли, он ведет целый спектр вопросов.
Хочу акцентировать внимание также на том, что именно наши ученые с 2008 года настояли на создании специальной службы сдвижения на ЦГОКе, которой раньше не было. Благодаря этой службе мы имеем постоянный мониторинг и поверхности, и отработанного пространства, в том числе и на шахте имени Орджоникидзе.
Но дело не в одной этой шахте. Кривбасс — вообще уникальнейшее образование из-за интенсивных горных работ, проводимых здесь издавна. Мы неоднократно предлагали властям всех уровней и выступили пару лет назад инициаторами создания государственной программы контроля над пустотами и прогнозирования техногенных катастроф, рассчитанной, как минимум, на 4—5 лет и касающейся безопасности всего Криворожского региона. Потому что знаем: весь Кривбасс живет на бомбе замедленного действия. Наши городские власти это тоже хорошо понимают. Необходимо, наконец, четко определить, где что строить, как вести добычу, куда качать воды, как погашать пустоты. Для этого надо иметь целостное и системное представление о процессах, происходящих под Кривбассом. Не секрет, что несколько лет назад здесь произошло искусственное землетрясение, вызванное массовыми взрывами. Сейсмическая волна дошла до Румынии.
При всем этом программа не принята. Да, она очень дорогая. Ни один собственник в кривбасском горно-металлургическом комплексе ее самостоятельно не потянет.
Возвращаясь к происшедшей аварии, хочу сказать следующее. Я уверен на 120 процентов: все, что было необходимо по регламенту работ, выполнялось сотрудниками и нашего института, и ЦГОКа.
Николай Кривцов — председатель научно-технической экспертной комиссии по расследованию причин аварии на шахте им. Орджоникидзе, заместитель директора Национального научно-исследовательского института промышленной безопасности и охраны труда, доктор технических наук:
— Добыча железной руды камерными системами разработки сопровождается образованием огромного количества пустот, которые располагаются рядом не только с действующими шахтами и карьерами, но и с населенными пунктами. Состояние этих пустот и зон сдвижения горных массивов остается одной из самых сложных и пока еще до конца не решенных проблем нашей горнодобывающей промышленности. Особенно это актуально для Кривбасса, где размещены подземные рудники пяти крупнейших ГОКов страны и где накопилось свыше 30 миллионов кубических метров техногенных пустот. Потенциальная угроза возникновения особо крупных аварий остается высокой. При такой ситуации, понятно, недопустимы просчеты в проектах ведения горных работ и нарушения технологической дисциплины.
— Так что же послужило причиной этой промышленной катастрофы — недоработки ученых, халатность производственников или действительно некие природные факторы?
— Это как раз главный вопрос, над которым мы работаем, устанавливая причины и обстоятельства аварии. По окончании расследования комиссия предоставит свои выводы.
* * *
На основании заключения экспертной комиссии специальная комиссия по расследованию аварии, возглавляемая начальником отдела организации государственного надзора в горнодобывающей промышленности и за взрывными работами Госгорпромнадзора Евгением Захаренковым, должна сделать окончательные выводы о причинах трагедии и предложить меры для недопущения впредь подобных инцидентов.
